Золотой порошок

- Отчего ты так печален, мой добрый визирь? — спросил однажды у своего визиря юный калиф Аль Шадид.

— Повелитель, я скажу тебе правду, — ответствовал со вздохом визирь. — На улице я встретил купца, который раз ложил предо мною такие редкостные, ценные товары, что мне страстно захотелось их купить. Но я беден, в кошельке у меня ни червонца, и пришлось отпустить продавца, не купив у него ничего.

Засмеялся калиф и сказал:

— Ну, твоя беда поправимая. Бегите, мои верные слуги, на улицу и скорее приведите купца. Посмотрим, что у него за товары, которые так полюбились взыскательному моему визирю.

Слуги кинулись в разные стороны и вскоре ввели во дворец смуглого седого старика, который, поклонившись калифу, разложил перед ним на полу ожерелья, браслеты, кинжалы.

Калиф полюбовался товарами и, купив для себя золотую гребёнку, украшенную изумрудом и жемчугом, остальное подарил визирю. Купец, получивший немалую прибыль, встал и собрался уходить, когда вдруг в его опустелом ларце калиф заприметил шкатулку, расписанную эмалью и золотом.

— Что это у тебя за шкатулка? — полюбопытствовал он.

— Это? — смутился купец. — Это столь ничтожный пустяк, что я не осмеливаюсь его показать такому тонкому ценителю, как ты.

— А что в этой шкатулке внутри?

— Обыкновенный золотой порошок... Говорят, что будто он волшебный, да мало ли что говорят! Если тебе по душе эта дрянная коробочка, оставь её, владыка, у себя, хоть она и недостойна такой чести.

И, поклонившись до земли, он исчез. Калиф внимательно рассматривал подарок и вскоре заметил, что он весь испещрён какими-то непонятными знаками, узорчатыми, замысловатыми буквами. Он выдвинул крышку, и пред ним засверкал огненно-золотой порошок. Что это за порошок, что за буквы? Любопытство разбирало калифа. Он созвал своих слуг и повелел привести во дворец ученого Селимахана, которого величали мудрейшим. Вскоре мудрейший предстал пред очами калифа. Калиф дал ему шкатулку и сказал:

— Вникни в эти письмена, Селимахан, и разгадай их таинственный смысл. Если разгадаешь, я награжу тебя красным кафтаном, а если нет — твои пятки отведают палок, чтобы ты не звал себя понапрасну мудрейшим.

Селимахан задрожал, как былинка, и, напялив черепаховые большие очки, стал всматриваться в непонятный узор.

— Благодарение Аллаху! — радостно сказал он наконец. — Мои пятки спасены от позора. Письмена на шкатулке — китайские, а этот язык мне знаком.

Вот что прочитал он калифу:

«Тот, кому достанется этот золотой порошок, пусть проглотит его натощак и, глядя на свою левую пятку, скажет одиннадцать раз магическое слово «Мутабор». Тогда он превратится в какое угодно животное и ему станет доступен язык всех зверей, и камней, и деревьев. Но горе ему, если, превратившись в животное, он не воздержится от неуместного смеха: не быть ему тогда человеком. Так он и останется до конца своих дней в диком нечеловеческом образе».

Выслушав Селимаханово чтение, калиф несказанно обрадовался. Он подарил мудрецу алый кафтан и, отпустив его с миром, весело сказал визирю:

— Разбуди меня завтра пораньше, и мы оба, превратившись в животных, послушаем, о чем говорят меж собою лесные и болотные твари. А к ужину мы снова преобразимся в людей и за дымящимся блюдом баранины посмеёмся над своими приключениями.

Обрадованный визирь отвечал:

— С детства я только о том и мечтаю, как бы превратиться в журавля. Журавли — учёные, вещие птицы, они всю жизнь скитаются по свету, и их беседа была бы для нас поучительна, если бы мы понимали её. Преврати меня, владыка, в журавля!

— Хорошо, — сказал калиф. — Я согласен. Не забудь же разбудить меня пораньше.

На следующий день, на рассвете, визирь разбудил калифа, и оба они, проглотив по щепотке золотого порошка, вышли в сад и зашептали:

— Мутабор... мутабор.

И вдруг почувствовали, что носы у них вытягиваются, а руки превращаются в крылья. Шея удлинилась на целый аршин, тело покрылось перьями, и не успели они оглянуться, как превратились в журавлей.

— Посмотри-ка, — воскликнул калиф, — вон там, на болотной трясине, журавль беседует о чем-то с журавлихой. Подойдем-ка к ним поближе и послушаем.

Они подкрались неслышно к журавлиной чете и услышали такой разговор:

— Здравствуй, красавица Длинные Ноги. Что это ты поднялась спозаранку? Хорошо ли ты почивала? Здорова ли?

— Спасибо, мой любезный Долгонос. Мне просто захотелось полакомиться какой-нибудь лягушкой или змейкой. Нет ли у тебя на примете холодненькой, свеженькой гадины?

Калиф и визирь обомлели. Неужели придется и им насыщаться лягушками, змеями, жабами и другими тошнотворными гадами! Скорее бы превратиться в людей и покинуть эту смрадную топь, где кишат такие богомерзкие твари!

Они поспешили назад. Смешно было глядеть со стороны, как шагает длинноносый визирь, а за ним, с кочки на кочку, калиф. Выбравшись наконец на поляну, они остановились перевести дух, и к ним вернулась былая беспечность.

— У тебя преуморительный вид, — сказал, развеселившись, калиф. — Особенно забавно ты машешь хвостом. Жалко, что здесь нет твоей жены, то-то посмеялась бы она вместе со мной над этим новым твоим украшением.

И оба стали беззаботно смеяться.

— Боже мой, что мы наделали! — внезапно спохватился визирь. — Ведь сказано, чтобы мы не смели смеяться, а не то останемся журавлями навек. Скорее же вымолви волшебное слово, которое превратит нас в людей.

Но напрасно несчастный калиф старался вспомнить волшебное слово, оно ушло из его памяти бесследно.

— My... му... му... — лепетал он растерянно, но дальше припомнить не мог.

— Мукатор, муратор... — бормотал вслед за своим повелителем в припадке ужаса великий визирь, бормотал весь день и всю ночь, покуда наконец не убедился, что волшебное слово забыто и что не бывать ему визирем никогда.

Уныло поплелись они обратно к болоту, чувствуя страшное изнеможение и голод. Ах, если бы им горячего кофе да жареной, дымящейся баранины! Два дня они не ели ничего. Тайком от визиря, за кусточком, клюнул калиф лягушонка, а потом — червяка, а потом какую-то мелкую болотную змейку. Ему совестно было взглянуть на товарища. Когда же наконец он взглянул, то почувствовал большое облегчение: визирь с таким же застенчивым видом охотился за жирной увесистой жабой. Потом, хлебнув грязноватой воды из болота, оба друга погрузились в сон. Отдохнув, они полетели обратно в столицу и долго кружились над башнями бывшего калифова дворца. Башни были украшены флагами, и на улицах толпился народ. «Боже мой, если бы только они догадались, что я, жалкий длинноносый журавль, — их царь!» — в отчаянии воскликнул калиф. Но народ и не глядел на него. Все взоры были устремлены на какого--то юношу, который в богато расшитом кафтане, на великолепном коне медленно ехал по площади, приветствуемый радостными криками.

— Да здравствует великий Мирза! — кричал народ. Калиф услыхал эти крики и с сокрушением молвил:

— Они выбрали себе другого калифа. Этот Мирза был

моим злейшим врагом. Его отец Рашанур — дьявольски хитрый колдун — давно уже замыслил погубить меня и сделать калифом своего сына. Теперь это ему удалось. Я уверен, что проклятый золотой порошок, который довёл нас до гибели, изготовлен колдуном Рашануром.

— Что же нам делать? — застонал огорченный визирь.

— Летим на могилу пророка. Может быть, пророк услышит нашу молитву и снимет с нас проклятые чары.

Долго летели они, — до могилы Магомета не близко. С непривычки они очень устали и опустились в долину для отдыха. В долине они увидали развалины какого-то старинного здания, откуда до них донеслись какие-то отчаянные стоны.

— Кто это там так громко рыдает? — воскликнул в тревоге калиф. — Пойдем и поможем несчастному!

Рыдания звучали всё громче. Журавли влетели в окно и остановились в немом удивлении. Они увидели на железной заржавленной двери большую круглоглазую сову, которая неутешно рыдала. Крупные слёзы струились у неё по щекам и падали с шумом на пол. Увидев журавлей, она вся встрепенулась, утёрла крылом глаза и на чистейшем арабском наречии сказала им радостным голосом:

— Здравствуйте, милые гости! Добро пожаловать! Я рада вас видеть, потому что мне было пророчество, что меня спасут журавли. Знайте, я не сова, а прекрасная девушка Лула, дочь храброго морехода Синдбада. Злой чародей Рашанур превратил меня в мерзкую птицу за то, что я прогнала его сына, татарского царевича Мирзу. Мирза хотел жениться на мне, но я прогнала его прочь. Рабы Рашанура напоили меня какой-то сладостной благоуханной водой, и вот я стала омерзительным пугалом, и Рашанур швырнул меня на эту груду камней и со злорадством сказал:

— Ты отвергла моего сына Мирзу, прекрасного татарского царевича, посмотрим же, кто возьмет тебя в жёны теперь! Не много найдет женихов гадкая уродина-сова! Сиди в этой дыре и рыдай: покуда ты не станешь невестой, мои чары с тебя не спадут...

Выслушав этот горький рассказ, калиф кинулся к сове и воскликнул:

— Будь моей женой, дорогая сова! Я ведь тоже не журавль... я калиф. А это — мой великий визирь. Мы тоже околдованы злым Рашануром. Я с радостью возьму тебя в жёны, чтобы спасти тебя от его дьявольских чар и вернуть тебе человеческий облик.

И он подробно рассказал своей невесте, как погубил их злодей Рашанур.

— Ты так великодушен, благородный калиф! — радостным голосом сказала сова. — И мне кажется, что за твоё благодеяние мне удастся отплатить тебе тем же. Слушай: злой чародей Рашанур со своими колдунами и ведьмами нередко приходит сюда по ночам. Они пируют здесь от зари до зари и похваляются своими злодействами. Спрячься здесь за стеною, в углу, вслушайся в их пьяные речи. Авось они сболтнут то волшебное слово, которое тебе нужно припомнить. Тогда и ты и твой верный визирь снова превратитесь в людей.

Едва она закончила речь, как послышался грохот и топот. Среди развалин закопошились какие-то безобразные люди. Калиф сразу узнал в их толпе того самого злодея-торговца, который всучил ему колдовской порошок. Торговец был, видимо, пьян и горланил бессвязную песню. Вскоре к нему подошел отвратительный скрюченный карлик, злой чародей Рашанур.

— Ну что, ты исполнил моё поручение? — громко спросил он у пьяного.

— Твоё поручение исполнено, — со смехом отвечал ему торговец. — Я сам наблюдал из-за дерева, как глупый калиф и его крепкоголовый визирь превратились навсегда в журавлей.

— Отлично! — сказал Рашанур. — Иди ко мне, и я расцелую тебя. Но почему ты уверен, мой сын, что они останутся журавлями навсегда?

— Я сказал им такое волшебное слово, которое они сейчас же забыли.

— Какое же сказал ты им слово?

И громко и отчетливо пьяный голос произнес:

— Мутабор.

Журавли так и запрыгали от радости. Они выбежали

впопыхах на поляну и закричали: «Мутабор, Мутабор!» и тотчас же превратились в людей. Как сумасшедшие, стали они плясать и мальчишествовать, и вдруг, оглянувшись, увидели, что за ними с улыбкой следит какая-то прекрасная девушка. Они застыдились и опустили глаза, а красавица сказала нежным голосом:

— Не узнали своей бедной совы! Я дочь морехода Синдбада и невеста калифа Аль-Шадида.

Пленённый ослепительной её красотой калиф воскликнул:

— Спасибо злому колдуну Рашануру! Если бы не его жестокие чары, не найти бы мне такой прекрасной жены.

И он вместе с невестой и другом поспешил к мореходу Синдбаду, который безмерно обрадовался, увидя вновь свою милую дочь, — и через несколько дней в Багдаде была справлена пышная свадьба, после которой все четверо взошли на корабль Синдбада и уехали в дальние страны.

— Не желаю быть калифом, — сказал своему другу АльШадид. — Куда приятнее быть мореплавателем!

И он уже не возвращался в Багдад.

А сын колдуна Рашанура не долго оставался калифом. Однажды, блуждая по залам дворца, он увидел расписную шкатулку, наполненную золотыми песчинками. Он долго любовался их блеском и, сам не замечая, что делает, взял их нечаянно в рот. Мгновенно он стал уменьшаться и превратился в летучую мышь.

Так ему и надо, нехорошему!